Неточные совпадения
Кабанова. Уж немало я
дивлюсь на тебя: столько у тебя
народу в доме, а на тебя на одного угодить не могут.
Прислуга и дневала и ночевала на ларях, в таких миниатюрных конурках, что можно было только
дивиться, каким образом такая масса
народа там размещается.
Все они были такой молоденький, такой даже несовершеннолетний
народ, что можно было
подивиться и случаю и всей происшедшей от него церемонии.
Он спустился под ворота, вышел на тротуар,
подивился густой толпе
народа, высыпавшего с закатом солнца на улицу (как и всегда в Петербурге в каникулярное время), и пошел по направлению к Гороховой.
— Уж этот уцелеет… Повесить его мало… Теперь у него с Ермошкой-кабатчиком такая дружба завелась — водой не разольешь. Рука руку моет… А что на Фотьянке делается: совсем сбесился
народ. С Балчуговского все на Фотьянку кинулись… Смута такая пошла, что не слушай, теплая хороминка. И этот Кишкин тут впутался, и Ястребов наезжал раза три… Живым мясом хотят разорвать Кедровскую-то дачу. Гляжу я на них и
дивлюсь про себя: вот до чего привел Господь дожить. Не глядели бы глаза.
— Надо быть-с, надо быть-с. То-то мужики здесь
дивятся, словно, сударь, вас на большой дороге будто бы пешком повстречали. Глупый они народ-с.
— Поди ты, господи, сколько у нас разных
народов есть, и все, значит, они живут и питаются у нас! —
подивился Иван Дорофеев и взглянул при этом на жену, которая тоже, хоть и молча, но
дивилась тому, что слышала…
Через месяц Ахилла писал из Москвы, сколь она ему понравилась, но что
народ здесь прелукавый, и особенно певчие, которые два раза звали его пить вместе лампопό, но что он, «зная из практики, что такое обозначает сие лампопό, такой их певческой наглости только довольно
подивился».
Во всем-то ему задача, что
дивится народ даже; и на хлеб, и на лошадей, и на скотину, и на пчел, и на ребят-то счастье.
Был еще какой-то водевиль с забавными стишками на стряпчих, особенно на одного коллежского регистратора, весьма вольно написанные, так что я
дивился, как пропустила цензура, а о купцах прямо говорят, что они обманывают
народ и что сынки их дебошничают и лезут в дворяне.
Взял заседатель перо, написал что-то на бумаге и стал вычитывать. Слушаю я за окном,
дивлюсь только. По бумаге-то выходит, что самый этот старик Иван Алексеев не есть Иван Алексеев; что его соседи, а также и писарь не признают за таковое лицо, а сам он именует себя Иваном Ивановым и пачпорт кажет. Вот ведь удивительное дело! Сколько
народу было, все руки прикладывали, и ни один его не признал. Правда, и
народ тоже подобрали на тот случай! Все эти понятые у Ивана Захарова чуть не кабальные, в долгу.
Но все
народы земные и будущие столетия не престали бы
дивиться, если бы мы захотели ему повиноваться.
Судьба проказница в насмешку
Дает нам часто напрегай,
Чему ж
дивиться, что в тележку
Впряжен твой барин невзначай? (2)
Имея счастье на примете,
Век целый возится
народ, (2)
Везде возня на этом свете:
Кто возит, а кому везет! (3...
—
Дивлюсь я тебе, Василий Борисыч, — говорил ему Патап Максимыч. — Сколько у тебя на всякое дело уменья, столь много у тебя обо всем знанья, а век свой корпишь над крюковыми книгами [Певчие книги. Крюки — старинные русские ноты, до сих пор обиходные у старообрядцев.], над келейными уставами да шатаешься по белу свету с рогожскими порученностями. При твоем остром разуме не с келейницами возиться, а торги бы торговать, деньгу наживать и тем же временем бедному
народу добром послужить.
И князь доскакал. Под литовским шатром
Опальный сидит воевода,
Стоят в изумленье литовцы кругом,
Без шапок толпятся у входа,
Всяк русскому витязю честь воздает;
Недаром
дивится литовский
народ,
И ходят их головы кругом:
« Князь Курбский нам сделался другом».
Прибежали ямщики,
Подивились тоже;
Видят — дело не с руки,
Что-то тут негоже!
Собрался честной
народ,
Все село в тревоге:
«Генерал в санях ревет,
Как медведь в берлоге!»
Трус бежит, а кто смелей,
Те — потехе ради —
Жмутся около саней;
А смотритель сзади.
Струсил, издали кричит:
«В избу не хотите ль?»
Мишка вновь как зарычит…
Убежал смотритель!
Оробел и убежал,
И со всею свитой…
— Довольно знаю, — сказал Чубалов. — Недобрый человек, разбойником так и глядит, недаром в
народе Прожженным его прозвали. Признаться, я всегда
дивился, как это Марко Данилыч, при его уме, такого человека в приближенье держит. Знаю я про иные дела Корнеевы — давно по нем тюрьма тоскует.
Два дня и два вечера толпился
народ на тульских улицах, то бегал за каретой Потемкина, с любопытством и уважением поглядывая на знаменитого вельможу, то любовался иллюминацией,
дивился прозрачным картинам, глазел на тысячи предметов, для него диковинных и чудесных.